Я добровольцем решил уйти на фронт...
Аккурат под 70-летие Великой Победы в центральной прессе были опубликованы две статьи. Измышления «Мифы и домыслы о Великой Отечественной войне» («Независимое военное обозрение», № 14, 17 апреля 2015 г.) принадлежат некоему Василию Микрюкову. Книгу «Военная контрразведка. Эпизоды борьбы» написал бывший контрразведчик Анатолий Терещенко, который, сидя на пенсии, решил обелить себя и себе подобных как черного кобеля...
Обе вещи не стоят того, чтобы отвечать на них пространной статьей. Достаточно процитировать одно предложение из первой публикации. «Всего за три года Великой Отечественной войны из рядов Красной армии дезертировало 49 362 чеченца и ингуша, еще 13 389 „доблестных горцев“ уклонились от призыва», — пишет первый автор. Второй автор количества «дезертиров» не называет, но дует в ту же дуду.
Назвать это бредом, значит подразумевать только хроническую болезнь первого, да и второго автора. Поэтому ограничимся одним вопросом: как могли дезертировать почти 63 тысячи чеченцев и ингушей из 17 тысяч призванных в действующую армию! Каждый 8-й житель республики, если считать детей, женщин и стариков, дезертировал. Выходит, они дезертировали из армии, потом возвращались на фронт и затем снова дезертировали. И так по несколько раз каждый! Да еще успевали и подвиги совершать, начиная от Бреста и кончая Берлином! А по «логике» Микрюкова и Терещенко ни один чеченец и ингуш не участвовал в войне.
Эту же грязную игру с цифрами я снова вспомнил, читая два документа февраля 1944 г.
С разрывом в несколько дней заместитель наркома госбезопасности СССР И. А. Серов посылает докладную записку своему шефу — Л. П. Берии. В одной записке буквально сказано, что «обнаружены списки членов повстанческой организации НСПКБ по 20 аулам Итум-Калинского, Галанчожского, Шатоевского и Пригородного районов ЧИАССР общей численностью 6540 человек, 35 билетов (выделено мной. — Я.П.) членов фашистской организации «Кавказские орлы»...
А чуть ранее тому же адресату тем же эмиссаром была послана депеша, в которой сказано, что, цитирую: «Обнаружены списки членов НСПКБ по 20 аулам, общей численностью 540 чел., 36 билетов членов (выделено мной. — Я.П.) фашистской организации ‚Кавказские орлы‘».
В течение одного дня число членов «фашистской организации» всё в тех же 20 аулах увеличилось аж на 6 тысяч чел.! Правда, один «билетный чек» куда-то исчез! Наверно, сдал его хозяин куда-то или потерял...
Получается по 327 бандитов на каждый горный аул, население даже самого крупного из которых в те годы не превышало полтысячи человек. Каждый второй — бандит, и даже больше! Опять с учетом женщин, детей и стариков! Тоже, наверно, были «призваны в армию и дезертировали».
Теперь представьте ситуацию, когда, получив для оправдания давно задуманной тотальной депортации ингушей и чеченцев донесение с Северного Кавказа о наличии в Чечено-Ингушетии бандитов всего — навсего в 540 чел., Берия высказал недовольство его малым количеством. И Серов аккуратно приписывает впереди цифру 6! И что получается? Искомое число, после которого на документе появляется знакомая бериевская резолюция: «Хорошая справка!»
Вспомнил эти два донесения Серова и понял: достойные ученики выросли у Берии и его сподручных! Даже сказал бы словами Жуковского, адресованными Пушкину: ученик превзошел учителя!
О своих записях, которые я привожу внизу, я и вспомнил сейчас, прочитав две названные выше статьи.
Эти воспоминания я записал очень давно. Наверно, лет 25-30 назад. И нашел их недавно совсем случайно. Из воспоминаний моего собеседника я и понял, как искусственно «создавались» дезертиры, как готовилась почва под них, как в кабинетах НКВД фабриковалась статистика дезертирства и коллаборационизма одних народов, героизировалась история других народов.
Автора воспоминаний — Озиева Магомеда Хасботовича из рода Эги — я знал хорошо, помнил и его отца — благородного и красивого, статного старика Хасбота Мажиговича Озиева. Вообще эта семья из рода Эги в трех — четырех поколениях честно служила Отечеству и родной Ингушетии. Достаточно просто упомянуть следующие факты. Озиев Мажиг был членом Ингушского ревкома в начале 20-х годов ХХ века. Его сын Хасбот участвовал в Русско-японской войне, Первой мировой войне, служил в Красной армии Ингушетии под командованием легендарного Хизира Орцханова в те же 20-е годы, защищая и устанавливая Советскую власть на Северном Кавказе.
Внук Мажига Озиев Султан добровольцем ушел на фронт Великой Отечественной войны и пропал без вести под Минском.
Правнук Мажига Озиев Ваха всю жизнь прослужил в органах правопорядка и ныне служит в звании полковника милиции. Это только те, кто служил Отечеству в погонах.
Хорошо помню все три поколения Озиевых, так как жили мы недалеко друг от друга по ул. Орцханова в селе Куртат (Гадаборшево) Пригородного района.
Лицо деда Хасбота не помню. Но в памяти осталась его спокойная походка старика, идущего по нашей улице вверх, вероятно, к кому-то из своих родственников. Даже в преклонном возрасте в нем видна была прежняя стать, прежнее и не утерянное достоинство. Умер Хасбот в 1963 году в возрасте 83 лет.
Привожу воспоминания моего собеседника, записанные мной около тридцати лет назад.
"Озиев Магомед Хасботович. 1923 г. рождения, с. Куртат, ул. Орцханова, № 7.
‚В 1943 году я добровольцем решил уйти на фронт. Втайне от родителей осаждал военкомат и сообщил только когда получил добро от военкомата. Отец Хасбот был зол и накричал на меня: ‚Иди! Все уходите! Без вас проживу! Старший Султан ушел на фронт добровольцем и погиб под Минском, и теперь твоя очередь!‘ И я ушел, не попрощавшись с отцом.
Военкомат располагался там, где сейчас Дом офицеров г. Владикавказа. Но в последний момент перед отправкой появился отец. Пришел все-таки проводить. ‚Я доволен, что ты решил идти воевать с врагом, — сказал он. — Мужчина должен быть мужчиной. Воюй столько, сколько надо. Хоть десять лет, но домой возвращайся только после окончания войны‘.
Через несколько дней мы оказались в лагере где-то под Армавиром. Стояли там два-три месяца. Как-то в обед среди солдат пошли разговоры, что будут набирать добровольцев на фронт. Так и получилось. Когда объявили о наборе добровольцев все ингуши написали заявление. Рассуждали так: ‚Здесь мы в грязи, в холоде, без постели, нормальной еды. Надоело это. На фронте условия несравненно лучше‘.
Нас стали готовить к отправке на фронт. Выдали сухие пайки, мы помылись в бане. На третий день после решения уйти добровольцами мы шли на обед. Обедали мы обычно в наспех построенном домике в поле. Навстречу попались уже отобедавшие ингуши. Они и сказали нам, что есть слухи о том, что нас отправят домой. Мы, конечно, не могли поверить. Нам предложили пройти в казармы-подземки. Приказали раздеться, сдать военную форму и одеться в гражданскую одежду. Кто-то отправил домой свою одежду, кто-то продал, а у меня она была еще припрятана. Многие одевались во что попало.
Когда погрузили в вагоны, строили разные догадки. Кто говорил, что едем домой, кто говорил, что нас сбросят в море, но в два часа ночи поезд доставил нас на ст. г. Орджоникидзе, откуда я пешком и пошел домой. А оттуда — в Сибирь со всем народом.
О предстоящей высылке шли разные разговоры. Но этому мало кто верил. Мать не верила и говорила: ‚Как это меня с моими малолетними детьми заберут? Мой сын воюет на фронте. Этого быть не может! Вышлют скорее кулаков, богачей, тех, кто не работает‘.
Отец сделал разведку, стал задавать наводящие вопросы Джабраилу-мулле, общавшемуся с высоким начальством. Несмотря на все разговоры, наша мать за 4-5 дней до высылки купила у одного нашего зятя корову. Вскоре Джабраил-мулла сказал, что высылка всего народа вполне возможна и не мешает подготовиться к ней. Отец стал заготавливать соленое мясо, для чего зарезал корову.
Я спал в отдельной комнате, так как спавший со мной брат Султан был на фронте еще с финской кампании. Рано утром раздался стук в дверь. Было еще темно. Как сейчас помню, во дворе стоял какой-то начальник, с ним был и пожилой осетин в желтой круглой шапке. Поодаль стояли еще несколько осетин. Нам объявили, что в сельсовете будет собрание. ‚Ваше правительство будет разговаривать с вами‘, — сказали нам. Потом добавили: ‚Через семь минут вернемся домой‘. Почему именно семь минут, не знаю. Вывели и отца.
Мы думали, что только нашу семью вывели. Вышли на улицу, а там с каждого двора выводили стариков и подростков.
Сельсовет располагался рядом с нынешней четырехэтажной средней школой в с. Камбилеевское. Собрались там. Никто не успел позавтракать. Одеты были наспех. Продержали до обеда. Вскоре пошел снежок, потом снег, чуть ли не до колен. Объявили, что нас, как изменников Родины, навечно ссылают в Сибирь.
Непонятно было, какой это Родине мы изменяли.
Мой дед Мажиг Озиев был в ревкоме Ингушетии, погиб в Гражданскую войну. Отец был в составе знаменитого партизанского отряда Хизира Орцханова. Мой старший брат Султан был на фронте. Участвовал в советско-финской войне 1939–1940 гг. В 1941 г. пропал без вести под Минском. Я добровольцем ушел на фронт. Каким образом мы оказались предателями, я до сих пор не понимаю... И таких, как наша семья, было немал«.
После возвращения из депортации, Магомед вместе с отцом Хасботом посетил построенный ими до высылки дом в с. Камбилевское (ГIалгIай-юрт). Дом сохранился в первозданном виде. Новый «хозяин», на удивление, согласился освободить дом и вернуться в своё родовое село, поблагодарил за невольно предоставленное на 13 лет жильё, попросил прощения за то, что пользовался плодами с этого хозяйства. Вопреки установкам местной власти, находились и такие порядочные люди! Зайдя по соседству в бывший двор своего двоюродного брата, старик наслушался оскорблений и обвинений во всех смертных грехах: «Уходите отсюда! Ничего здесь вашего нет! Нам этот дом и эту землю подарил Сталин! Я сейчас вызову милицию!»
Подвига старого Хасбота, подвига его отца Мажига и сына Султана, погибшего на фронте, оказалось мало для того, чтобы не подвергать его и его семью репрессии, не лишать всего честно нажитого, как, впрочем, и всего народа. И тогда старик Хасбот решил, что возвращаться на прежнее место жительства ему не суждено: он был бы практически единственным ингушом на всей улице. И поселился на новом участке земли в селе Куртат, где оба сына — Магомед и Башир — стали строить себе новые дома.
Мой собеседник Озиев Магомед умер недавно, 1 декабря 2014 года, во второй раз оказавшись насильно отлученным от Родины в 1992 году, проживал в ст. Троицкая. Вдова его, урожденная Кодзоева Гошта Мурцаловна, живет там же вместе со старшим сыном Мустафой, многие годы трудившемся специалистом в области радио- и телетехники.
Второй сын Магомеда — Ваха Озиев — дослужился до полковника, долгие годы был начальником управления ГИБДД МВД РИ, имеет правительственные награды, он почётный сотрудник МВД РФ, почётный сотрудник МВД по РИ. Сейчас работает начальником управления МВД РИ.
Младший сын Мухарбек трудится на крупной ответственной работе за пределами региона: является заместителем начальника Московской железной дороги — начальником Брянского региона. О размахе его деятельности можно судить по тому, что в его подчинении трудится около 10 тысяч человек. Как пишет журнал «Точка» (№ 8, 2015 год) это «мощный и современный транспортный комплекс, имеющий развитую материально-техническую базу и команду высококлассных специалистов. Общая протяженность участков обслуживания составляет 1196 км. На них функционируют 72 железнодорожные станции. В среднем за сутки на полигоне следует 30 пассажирских, 98 пригородных и 120 грузовых поездов». Озиевым «разработана и успешно внедряется программа первоочередных и приоритетных направлений развития».
В телефонном разговоре со мной Мухарбек Магомедович сообщил, что в День Победы он пронесет в составе бессмертного полка портреты своего дяди Султана Озиева и организует такую же акцию в отношении воевавшего в Брянской области легендарного ингушского разведчика Абдуллы Цороева.
Так и служила и служит династия Озиевых на протяжении всего 20-го столетия и начала 21-го века...
Якуб ПАТИЕВ, газета «Сердало» № 67-68
Обе вещи не стоят того, чтобы отвечать на них пространной статьей. Достаточно процитировать одно предложение из первой публикации. «Всего за три года Великой Отечественной войны из рядов Красной армии дезертировало 49 362 чеченца и ингуша, еще 13 389 „доблестных горцев“ уклонились от призыва», — пишет первый автор. Второй автор количества «дезертиров» не называет, но дует в ту же дуду.
Назвать это бредом, значит подразумевать только хроническую болезнь первого, да и второго автора. Поэтому ограничимся одним вопросом: как могли дезертировать почти 63 тысячи чеченцев и ингушей из 17 тысяч призванных в действующую армию! Каждый 8-й житель республики, если считать детей, женщин и стариков, дезертировал. Выходит, они дезертировали из армии, потом возвращались на фронт и затем снова дезертировали. И так по несколько раз каждый! Да еще успевали и подвиги совершать, начиная от Бреста и кончая Берлином! А по «логике» Микрюкова и Терещенко ни один чеченец и ингуш не участвовал в войне.
Эту же грязную игру с цифрами я снова вспомнил, читая два документа февраля 1944 г.
С разрывом в несколько дней заместитель наркома госбезопасности СССР И. А. Серов посылает докладную записку своему шефу — Л. П. Берии. В одной записке буквально сказано, что «обнаружены списки членов повстанческой организации НСПКБ по 20 аулам Итум-Калинского, Галанчожского, Шатоевского и Пригородного районов ЧИАССР общей численностью 6540 человек, 35 билетов (выделено мной. — Я.П.) членов фашистской организации «Кавказские орлы»...
А чуть ранее тому же адресату тем же эмиссаром была послана депеша, в которой сказано, что, цитирую: «Обнаружены списки членов НСПКБ по 20 аулам, общей численностью 540 чел., 36 билетов членов (выделено мной. — Я.П.) фашистской организации ‚Кавказские орлы‘».
В течение одного дня число членов «фашистской организации» всё в тех же 20 аулах увеличилось аж на 6 тысяч чел.! Правда, один «билетный чек» куда-то исчез! Наверно, сдал его хозяин куда-то или потерял...
Получается по 327 бандитов на каждый горный аул, население даже самого крупного из которых в те годы не превышало полтысячи человек. Каждый второй — бандит, и даже больше! Опять с учетом женщин, детей и стариков! Тоже, наверно, были «призваны в армию и дезертировали».
Теперь представьте ситуацию, когда, получив для оправдания давно задуманной тотальной депортации ингушей и чеченцев донесение с Северного Кавказа о наличии в Чечено-Ингушетии бандитов всего — навсего в 540 чел., Берия высказал недовольство его малым количеством. И Серов аккуратно приписывает впереди цифру 6! И что получается? Искомое число, после которого на документе появляется знакомая бериевская резолюция: «Хорошая справка!»
Вспомнил эти два донесения Серова и понял: достойные ученики выросли у Берии и его сподручных! Даже сказал бы словами Жуковского, адресованными Пушкину: ученик превзошел учителя!
О своих записях, которые я привожу внизу, я и вспомнил сейчас, прочитав две названные выше статьи.
Эти воспоминания я записал очень давно. Наверно, лет 25-30 назад. И нашел их недавно совсем случайно. Из воспоминаний моего собеседника я и понял, как искусственно «создавались» дезертиры, как готовилась почва под них, как в кабинетах НКВД фабриковалась статистика дезертирства и коллаборационизма одних народов, героизировалась история других народов.
Автора воспоминаний — Озиева Магомеда Хасботовича из рода Эги — я знал хорошо, помнил и его отца — благородного и красивого, статного старика Хасбота Мажиговича Озиева. Вообще эта семья из рода Эги в трех — четырех поколениях честно служила Отечеству и родной Ингушетии. Достаточно просто упомянуть следующие факты. Озиев Мажиг был членом Ингушского ревкома в начале 20-х годов ХХ века. Его сын Хасбот участвовал в Русско-японской войне, Первой мировой войне, служил в Красной армии Ингушетии под командованием легендарного Хизира Орцханова в те же 20-е годы, защищая и устанавливая Советскую власть на Северном Кавказе.
Внук Мажига Озиев Султан добровольцем ушел на фронт Великой Отечественной войны и пропал без вести под Минском.
Правнук Мажига Озиев Ваха всю жизнь прослужил в органах правопорядка и ныне служит в звании полковника милиции. Это только те, кто служил Отечеству в погонах.
Хорошо помню все три поколения Озиевых, так как жили мы недалеко друг от друга по ул. Орцханова в селе Куртат (Гадаборшево) Пригородного района.
Лицо деда Хасбота не помню. Но в памяти осталась его спокойная походка старика, идущего по нашей улице вверх, вероятно, к кому-то из своих родственников. Даже в преклонном возрасте в нем видна была прежняя стать, прежнее и не утерянное достоинство. Умер Хасбот в 1963 году в возрасте 83 лет.
Привожу воспоминания моего собеседника, записанные мной около тридцати лет назад.
"Озиев Магомед Хасботович. 1923 г. рождения, с. Куртат, ул. Орцханова, № 7.
‚В 1943 году я добровольцем решил уйти на фронт. Втайне от родителей осаждал военкомат и сообщил только когда получил добро от военкомата. Отец Хасбот был зол и накричал на меня: ‚Иди! Все уходите! Без вас проживу! Старший Султан ушел на фронт добровольцем и погиб под Минском, и теперь твоя очередь!‘ И я ушел, не попрощавшись с отцом.
Военкомат располагался там, где сейчас Дом офицеров г. Владикавказа. Но в последний момент перед отправкой появился отец. Пришел все-таки проводить. ‚Я доволен, что ты решил идти воевать с врагом, — сказал он. — Мужчина должен быть мужчиной. Воюй столько, сколько надо. Хоть десять лет, но домой возвращайся только после окончания войны‘.
Через несколько дней мы оказались в лагере где-то под Армавиром. Стояли там два-три месяца. Как-то в обед среди солдат пошли разговоры, что будут набирать добровольцев на фронт. Так и получилось. Когда объявили о наборе добровольцев все ингуши написали заявление. Рассуждали так: ‚Здесь мы в грязи, в холоде, без постели, нормальной еды. Надоело это. На фронте условия несравненно лучше‘.
Нас стали готовить к отправке на фронт. Выдали сухие пайки, мы помылись в бане. На третий день после решения уйти добровольцами мы шли на обед. Обедали мы обычно в наспех построенном домике в поле. Навстречу попались уже отобедавшие ингуши. Они и сказали нам, что есть слухи о том, что нас отправят домой. Мы, конечно, не могли поверить. Нам предложили пройти в казармы-подземки. Приказали раздеться, сдать военную форму и одеться в гражданскую одежду. Кто-то отправил домой свою одежду, кто-то продал, а у меня она была еще припрятана. Многие одевались во что попало.
Когда погрузили в вагоны, строили разные догадки. Кто говорил, что едем домой, кто говорил, что нас сбросят в море, но в два часа ночи поезд доставил нас на ст. г. Орджоникидзе, откуда я пешком и пошел домой. А оттуда — в Сибирь со всем народом.
О предстоящей высылке шли разные разговоры. Но этому мало кто верил. Мать не верила и говорила: ‚Как это меня с моими малолетними детьми заберут? Мой сын воюет на фронте. Этого быть не может! Вышлют скорее кулаков, богачей, тех, кто не работает‘.
Отец сделал разведку, стал задавать наводящие вопросы Джабраилу-мулле, общавшемуся с высоким начальством. Несмотря на все разговоры, наша мать за 4-5 дней до высылки купила у одного нашего зятя корову. Вскоре Джабраил-мулла сказал, что высылка всего народа вполне возможна и не мешает подготовиться к ней. Отец стал заготавливать соленое мясо, для чего зарезал корову.
Я спал в отдельной комнате, так как спавший со мной брат Султан был на фронте еще с финской кампании. Рано утром раздался стук в дверь. Было еще темно. Как сейчас помню, во дворе стоял какой-то начальник, с ним был и пожилой осетин в желтой круглой шапке. Поодаль стояли еще несколько осетин. Нам объявили, что в сельсовете будет собрание. ‚Ваше правительство будет разговаривать с вами‘, — сказали нам. Потом добавили: ‚Через семь минут вернемся домой‘. Почему именно семь минут, не знаю. Вывели и отца.
Мы думали, что только нашу семью вывели. Вышли на улицу, а там с каждого двора выводили стариков и подростков.
Сельсовет располагался рядом с нынешней четырехэтажной средней школой в с. Камбилеевское. Собрались там. Никто не успел позавтракать. Одеты были наспех. Продержали до обеда. Вскоре пошел снежок, потом снег, чуть ли не до колен. Объявили, что нас, как изменников Родины, навечно ссылают в Сибирь.
Непонятно было, какой это Родине мы изменяли.
Мой дед Мажиг Озиев был в ревкоме Ингушетии, погиб в Гражданскую войну. Отец был в составе знаменитого партизанского отряда Хизира Орцханова. Мой старший брат Султан был на фронте. Участвовал в советско-финской войне 1939–1940 гг. В 1941 г. пропал без вести под Минском. Я добровольцем ушел на фронт. Каким образом мы оказались предателями, я до сих пор не понимаю... И таких, как наша семья, было немал«.
После возвращения из депортации, Магомед вместе с отцом Хасботом посетил построенный ими до высылки дом в с. Камбилевское (ГIалгIай-юрт). Дом сохранился в первозданном виде. Новый «хозяин», на удивление, согласился освободить дом и вернуться в своё родовое село, поблагодарил за невольно предоставленное на 13 лет жильё, попросил прощения за то, что пользовался плодами с этого хозяйства. Вопреки установкам местной власти, находились и такие порядочные люди! Зайдя по соседству в бывший двор своего двоюродного брата, старик наслушался оскорблений и обвинений во всех смертных грехах: «Уходите отсюда! Ничего здесь вашего нет! Нам этот дом и эту землю подарил Сталин! Я сейчас вызову милицию!»
Подвига старого Хасбота, подвига его отца Мажига и сына Султана, погибшего на фронте, оказалось мало для того, чтобы не подвергать его и его семью репрессии, не лишать всего честно нажитого, как, впрочем, и всего народа. И тогда старик Хасбот решил, что возвращаться на прежнее место жительства ему не суждено: он был бы практически единственным ингушом на всей улице. И поселился на новом участке земли в селе Куртат, где оба сына — Магомед и Башир — стали строить себе новые дома.
Мой собеседник Озиев Магомед умер недавно, 1 декабря 2014 года, во второй раз оказавшись насильно отлученным от Родины в 1992 году, проживал в ст. Троицкая. Вдова его, урожденная Кодзоева Гошта Мурцаловна, живет там же вместе со старшим сыном Мустафой, многие годы трудившемся специалистом в области радио- и телетехники.
Второй сын Магомеда — Ваха Озиев — дослужился до полковника, долгие годы был начальником управления ГИБДД МВД РИ, имеет правительственные награды, он почётный сотрудник МВД РФ, почётный сотрудник МВД по РИ. Сейчас работает начальником управления МВД РИ.
Младший сын Мухарбек трудится на крупной ответственной работе за пределами региона: является заместителем начальника Московской железной дороги — начальником Брянского региона. О размахе его деятельности можно судить по тому, что в его подчинении трудится около 10 тысяч человек. Как пишет журнал «Точка» (№ 8, 2015 год) это «мощный и современный транспортный комплекс, имеющий развитую материально-техническую базу и команду высококлассных специалистов. Общая протяженность участков обслуживания составляет 1196 км. На них функционируют 72 железнодорожные станции. В среднем за сутки на полигоне следует 30 пассажирских, 98 пригородных и 120 грузовых поездов». Озиевым «разработана и успешно внедряется программа первоочередных и приоритетных направлений развития».
В телефонном разговоре со мной Мухарбек Магомедович сообщил, что в День Победы он пронесет в составе бессмертного полка портреты своего дяди Султана Озиева и организует такую же акцию в отношении воевавшего в Брянской области легендарного ингушского разведчика Абдуллы Цороева.
Так и служила и служит династия Озиевых на протяжении всего 20-го столетия и начала 21-го века...
Якуб ПАТИЕВ, газета «Сердало» № 67-68
